«Не объясняют, а вешают на уши лапшу». Физик-ядерщик ответил на главные вопросы про АЭС
В преддверии референдума о строительстве АЭС в Казахстане продолжаются дискуссии между сторонниками и противниками атомной энергетики. Проходят дебаты, создаются общественные фонды, в социальных сетях под постами на эту тему сотни комментариев. Orda.kz внимательно изучила доводы и аргументы участников дискуссий и обсудила их с физиком-ядерщиком Ермеком Кожамсугировым.
Наш собеседник, эксперт по разработке промышленных производств, более 20 лет проработал в атомной отрасли. В прошлом работал в «Казатомпроме», сейчас разрабатывает проекты промышленных предприятий и помогает авторам научных работ в области атомной энергетики.
Как вам реакция и такой общественный резонанс вокруг темы строительства АЭС? Вы ожидали, что это породит такое количество споров? Как бы вы оценили то, что вы слышите, читаете?
— Общественных слушаний в таком виде устраивать не надо было. Я понимаю, что это необходимая процедура, но прежде чем общественные слушания проводить, людей нужно было подготовить. В такой серьёзной теме надо проводить разъяснительную работу в школах, в институтах. Чтобы этим занимались журналисты, лидеры общественного мнения, физики, математики, буквально ездили по школам, объясняли. А так — пришли и сказали: ты хочешь атомную электростанцию? У людей на слуху Фукусима, Чернобыль…
Совершенно очевидно, что без атомной энергетики мы пропадём. Это вопрос элементарного прогресса. Это не значит, что ТЭЦ нужно закрыть или все газовые электростанции. Но когда от паровозов перешли на тепловозы и электровозы, переход происходил лет 30. Паровозы ездили до 1970-х годов, но они не соответствовали уже требованиям ни по мощности, ни по экологии. Кстати, до сих пор стоят как резервы гражданской обороны.
И всё-таки вернёмся к АЭС. Основной аргумент у противников строительства — это небезопасно…
— Я вас, может, удивлю, но угольные ТЭЦ — это тоже очень небезопасно. Мы каждый год сжигаем уголь, от которого остаётся от 40 до 60 миллионов тонн золы. Те, кто выступают против АЭС, не понимают, что Алматинская ТЭЦ, Караганда, Экибастузская ГРЭС, Астана, все города Казахстана производят золу, в которой есть тот же уран, стронций, там же радий, мышьяк, вся таблица Менделеева. И именно после сжигания угля зола начинает отдавать эти все радиоактивные ядовитые трансурановые и прочие элементы, химические соединения от фосфора, это всё яды. Ладно бы если бы просто СО2, там же угарный газ. А если все необходимые экологические стандарты повышать, очищать выбросы, рекультивировать как положено золоотвалы, получится такая картина, что киловатт электроэнергии будет ещё дороже, чем атомная электростанция. И ещё по поводу безопасности: я напомню всем совхоз Алатау, институт ядерной физики, там стоит полноценный ядерный реактор, ВВР-К. И работает уже почти 60 лет без каких-либо проблем.
Был реактор БН-350 в Актау, он с 1972 года по 1999 год отработал, где-то до 1999 мы его отключили. Есть специалисты, атомщики, которые говорят, что этот реактор работоспособный, он ещё может лет 50–60 проработать. Но интересная вещь получается: в 1991 году для признания независимости РК было условие нераспространения ядерного оружия. У реактора БН-350 был недостаток: он был двойного назначения, то есть мог производить оружейный плутоний. Мы его остановили, а теперь в Актау стоит газовый котёл, и не хватает мощности для опреснения воды, только атомная энергетика может дать необходимые объёмы, чтобы в таком количестве воду опреснять. Казахстан подписал все меморандумы, нераспространение, всё это хорошо, но самое главное — теперь весь регион без воды сидит, проблемы с теплом и электроэнергией. Атомный реактор решал все эти вопросы.
Исторические примеры аварий на Чернобыльской АЭС в 1986 году, Фукусимской АЭС в 2011 году и Три-Майл-Айленд в США в 1979 году поднимают опасения о возможности повторения таких катастроф. Но реакторы, рассматриваемые для строительства в Казахстане, относятся к новому поколению III и III+, они обладают значительно более высокими стандартами безопасности. Главная особенность этих реакторов — сочетание активных и пассивных систем безопасности, которые дают устойчивость станции к внешним и внутренним воздействиям. Эти системы могут работать автономно и не требуют вмешательства оператора в случае аварийной ситуации, что не допустит вероятность ошибок, вызванных человеческим фактором. Вероятность тяжелой аварии для таких реакторов — менее одного события на 10 миллионов лет эксплуатации, они гораздо более безопасны по сравнению с реакторами предыдущих поколений.
Какой срок службы у современной атомной электростанции?
— 60 лет минимум, с возможностью продления до 80 лет.
В процессе работы атомной электростанции появляется отработанное ядерное топливо. Куда его девать?
— В среднем, скажем, в реакторы ВВЭР-1000 или ВВЭР-1200 загружается около 80 тонн урана с определённой степенью обогащения. Как батарейку вставили, так и вытащили, объём не меняется. Как 80 тонн загрузили, так и 80 тонн выгружают. Топливная урановая таблетка изолированная. Вокруг неё — циркониевая трубка, прочный материал. Уран в топливной таблетке выгорает максимум на пять процентов. Его в будущем можно снова использовать. Понятное дело, что на каких-то радиохимических заводах его будут очищать. В этом направлении работают сейчас по всему миру — это одна из самых перспективных тем.
Насколько это безопасно? Получается, у нас, помимо самой станции, появляется некое хранилище, вы говорите, что там есть тот самый опасный уран, который содержит изотопы?
— Простой пример: на урановых рудниках Республики Казахстан — я на многих из них побывал, даже на закрытых, — радиационный фон ниже, чем в Алматы. Источники радиации — это гранит, тот же цемент, из бетона выделяется радон. Есть понятие эманация радона, то есть образуются радиоактивные элементы, которые повышают фон, это не только радон, там очень много компонентов, которых мы не знаем. Когда реактор работает, вокруг него несколько метров специального бетона, атомщики, которые на реакторах трудятся, по 30 и 40 лет работают.
Но у нас нет хранилищ ОЯТ…
— Хранение радиоактивных отходов не опасно, это уже Китай доказал, это Франция доказала, это Америка доказала. Более того, отработанное ядерное топливо — это клондайк, это золото будущего. У нас тоже хранится наше отработанное топливо реактора БН-350 из Актау, и больше чем за 20 лет с ним ничего не случилось. В будущем мы будем его перерабатывать и использовать заново.
Современные технологии управления радиоактивными отходами гарантируют их безопасное хранение и переработку. Казахстан имеет опыт безопасного обращения с радиоактивными материалами, который используется как в промышленности, так и в исследовательских учреждениях (Национальный ядерный центр и Институт ядерной физики). Для АЭС будут применяться международные стандарты безопасности, а отходы будут храниться в специальных хранилищах, исключающих риск утечек или экологических катастроф. Технологии переработки и захоронения позволяют минимизировать объём и радиоактивность отходов. Если в этом вопросе чуть-чуть разобраться, то всё становится понятно. Но кто-то разбираться не хочет, а кому-то это просто невыгодно.
Вы видели расчёты, по которым электричество, которое производят на АЭС, получается дороже, чем на ТЭЦ или ГРЭС?
— Если речь о том, что киловатт получается около 60 тенге, то мы упускаем одну важную деталь. Расчёты эти приведены на стоимости электроэнергии в других странах — кажется, кто-то приводил в пример АЭС «Аккую» в Турции. Специалисты давно уже развеяли этот миф, у нас своя экономическая ситуация, тарифы для населения в любом случае будут дешевле. Вы можете посмотреть мировой опыт — атомная энергетика дешевле всех остальных видов генерации, включая ВИЭ. Если рассматривать реальные цены в мире, то в США один киловатт-час от АЭС стоит три цента (14 тенге), в Пакистане (недавно китайцы запустили там два блока) — шесть центов на новом реакторе и два цента на старом. При этом тариф на ветроэнергетику в США — четыре цента, на солнечную энергию — пять центов. Цифры говорят сами за себя.
Также важно учитывать, что Турция, построив АЭС на четыре реактора, увеличит свой ВВП почти на 100 миллиардов долларов.
А ещё все почему-то молчат о стабильности выработки электроэнергии. У атомной электростанции сегодня в мире самый высокий коэффициент использования установленной мощности — 90 %.
Про это никто не говорит из противников, а начинают людям вешать лапшу. А если просто говорить — нельзя АЭС строить, ну давайте на паровозы вернёмся, давайте в юрты вернёмся, давайте на лошадях скакать, экологически безопасно.
Очень часто ещё один аргумент звучит: что мы технологически не способны построить станцию, более того, коррупция сделает так, что деньги не будут вложены в объект, а будут разворованы, ну и, соответственно, ни о какой безопасности, ни о каких высоких технологиях речи быть не может.
— Вот насчёт коррупции — это большая ошибка. Те, кто так считает, проявляют неуважение к нашему народу. Все развитые страны проходили этапы коррупции, это называется детский период, та же Южная Корея, те же Соединённые Штаты. Получается, что из-за коррупции мы должны остановиться в развитии? Мы должны с ней бороться, а не кричать «казахи всё разворуют». Те, кто так говорит, ставит клеймо на свой народ. Я вот считаю — наоборот, только развивая высокотехнологичные, наукоёмкие производства мы можем эту ситуацию изменить. Только истина, свет и знания дают возможность человеку и обществу перейти к честному образу жизни.
К тому же, чем высокотехнологичнее объект, тем к нему пристальное внимание. При строительстве и эксплуатации АЭС проводятся миссии международных организаций, таких как Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ), Европейская группа регуляторов в сфере ядерной безопасности (ENSREG), Всемирная ассоциация организаций, эксплуатирующих АЭС (WANO) и т. д. Эти международные миссии играют важную роль не только в обеспечении безопасности, но и в повышении прозрачности и подотчётности всех процессов, связанных с проектированием, строительством и эксплуатацией АЭС на международном уровне.
А строить-то кто будет? Мы понимаем, что есть несколько вариантов, но если мы выбираем чьи-то технологии, будь то корейские, китайские или российские, саму станцию будут строить те, кого мы выберем, или всё-таки что-то Казахстану придётся самому делать?
— В мире нет ни одной страны, которая сама построила атомную электростанцию, это всегда консорциум. Автоматика лучшая — это, возможно, Siemens , то есть Германия, Франция. Лучший в мире корпус реактора — возможно, российский. Теплообменники самые лучшие, турбины — это Япония, Toshiba. Лучший в мире цемент — китайский. Я не лоббирую ни Россию, ни Францию или Америку, ни Корею.
Атомная промышленность сильна тем, что она очень консервативна, всё годами отрабатывается. И вот за счёт этой консервативности, за счёт постоянной аналитической работы идёт система отбора самого лучшего.
Правительство должно решить, что вот эту часть реактора будет делать Россия. Эту часть реактора будет делать Германия. Условно говоря, автоматика, электрика. Трансформаторы французские, а вообще даже росатомовские реакторы не 100 % российские. Какие-то компоненты из Европы поступают. И весь мир уже работает так.
Если на референдуме люди примут решение, что нам нужна атомная энергия, начнётся процесс отбора, изучения и сравнения предложений от потенциальных партнёров. Эксперты будут оценивать технические, экономические и экологические параметры проектов. Окончательное решение пока не принято, так как оно во многом будет зависеть от итогов предстоящего референдума.
При заключении контракта с вендором Казахстан обязательно предусмотрит возможности для максимальной локализации технологий и знаний, чтобы в долгосрочной перспективе обеспечить самостоятельность в управлении и обслуживании АЭС.
По поводу рабочих мест тоже большой скепсис: где мы возьмём специалистов? И сколько лет их надо готовить, и кто их будет учить?
— Атомная электростанция — это элементарная вещь. На ТЭЦ или ГРЭС сжигаются уголь, газ и за счёт этого нагревается вода до состояния перегретого пара, который крутит турбину. В атомной электростанции вместо газового или угольного котла стоит реактор. Вот и вся разница. Единственное, что на АЭС идёт перестраховка, резервирование, множество систем, которые страхуют от ошибок и ЧП. Нужны умные люди с высокой моральной ответственностью, с высокой порядочностью. Все сотрудники должны пройти обучение. Чтобы даже исключить халатность, это обучение для инженеров занимает около пяти лет, для технического состава — от года до трёх. Это в мировой практике. Нам будет легче, у нас есть база, есть институты, уже есть кадры, которых готовят к работе в атомной отрасли. А благодаря строительству АЭС создаётся мультипликативный эффект, инфраструктура, сервис вокруг появляется и в совокупности создаёт ещё 40 тысяч рабочих мест. Вне зависимости от видов финансирования, большую часть работ будут делать наши компании, деньги. На строительстве АЭС будет работать где-то 8000 человек, на работающей станции — около 2000 квалифицированных сотрудников.
Получается, за время строительства и запуска кадры подготовить времени достаточно?
— Однозначно. АЭС строится лет 7–10. Завтра этот же сварщик, который проводил сварочные работы при строительстве, может продолжить обучение и стать специалистом на АЭС. В реакторном отделении будут работать только люди с высшим образованием. Их будут обучать, стажировать, за каждым из них будет наставник, все специалисты дублируют друг друга.
Уже сейчас ведётся активная подготовка кадров для атомной отрасли через специализированные образовательные программы, такие как «Ядерная физика», «Теоретическая ядерная физика», «Ядерная физика и атомная энергетика», «Ядерная инженерия», а также «Атомные электрические станции и установки». В учебном году 2023–2024 контингент обучающихся составлял около 250 человек.
Эти специалисты потенциально могут участвовать в строительстве и эксплуатации АЭС. Полученные знания и навыки помогут им стать высококвалифицированными кадрами, необходимыми для работы на АЭС. Таким образом, уже сегодня формируется кадровый резерв, который может принять участие в проекте.
Кроме АЭС, что должно быть построено? Город, где обслуживающий персонал будет жить, или Улькен должен преобразиться c точки зрения роста и строительства?
— Вы правильно сказали: рядом посёлок, школа нужна. Какая школа? Лучшая этому посёлку! Автомобильная дорога нужна, железная дорога обязательно нужна. Подвоз топлива, подвоз вспомогательных материалов. На станции вырабатывается бесплатное тепло. Можно теплицы построить, раз есть такой ресурс. Овощи, фрукты выращивать, рыбу. Это дополнительные инфраструктурные рабочие места, которые напрямую не имеют отношения к атомной электростанции, но благодаря АЭС они живут.
Строительство АЭС — это лишь часть большого проекта, который включает в себя и развитие инфраструктуры. Важно не только создать саму станцию, но и обеспечить комфортные условия для жизни обслуживающего персонала и их семей.
Первым шагом должно стать строительство современных жилых комплексов, где работники АЭС смогут жить. Также планируется создать объекты социальной инфраструктуры: школы, детские сады, медицинские учреждения и культурные центры.
Кроме того, будет уделено внимание транспортной инфраструктуре, чтобы обеспечить удобное передвижение между АЭС и жилыми районами, а также развить коммерческие объекты — магазины, рестораны и места для досуга.
Также будут созданы зелёные зоны и парки, которые помогут сделать городской ландшафт более комфортным и экологически чистым. Создадут образовательные учреждения, которые будут готовить специалистов для работы в области атомной энергетики.
По поводу Балхаша. Насколько верны опасения, что озеро может пострадать от соседства с АЭС?
— На станции есть понятие тепловой баланс, чтобы балансировать температуру. Для отвода тепла используются специальные градирни, возле атомных электростанций такие большие трубы, из них ещё идёт белый пар. Это называется излишки тепла. Балхаш в год испаряется на полтора метра, вся огромная площадь озера. Какой объём, а до сих пор не высох. Атомная станция возьмёт всего 0,32 % от того, что испаряется из Балхаша естественным путём. Это совсем немного, и это никак не повлияет на объём воды в озере, так как общий объём воды в Балхаше очень большой. Более того, ни один водоём в мире ещё не высох из-за АЭС. Наоборот, там разводят рыбу, промышленное рыболовство, проводят международные турниры по спортивной рыбалке.
Строить АЭС у водоёмов — это обычная практика. Вода из озера Балхаш будет использоваться только для охлаждения станции, и никакая отработанная вода обратно в озеро не вернётся. Вода только забирается, но не возвращается.
Нет никакой опасности, что радиация попадёт в озеро, даже в случае аварии. На АЭС есть два замкнутых водных контура. Первый контур контактирует с реактором и полностью изолирован от второго. Второй контур — это обычная вода, которая нагревается, превращается в пар и вращает турбину для производства энергии, а затем снова охлаждается. Эти два контура никогда не пересекаются.
Допустим, мы выберем проект АЭС и будем её обслуживать. Но оборудование нам надо будет покупать. Получается, что АЭС — это технологическая зависимость от страны, которая будет её строить?
— Я говорил, что нет ни одной атомной электростанции, которую государство самостоятельно построило. Просто потому что если у вас нет атомной электростанции, то нет опыта, компетенций, специалистов, которые могут её строить. При строительстве АЭС однозначно должен быть генподрядчик — та страна, на мой взгляд, у которой минимум 30 лет опыта в атомной промышленности. И выбор — это не политический вопрос, а сугубо экономический. Нам нужно выбрать самый надёжный, выгодный и подходящий Казахстану вариант.
Я уверен, что наши специалисты максимально проработают вопросы локализации, такие как производство топлива, подготовка отечественных кадров, поставка оборудования и оказание сервисных услуг, чтобы Казахстан мог самостоятельно управлять и обслуживать АЭС.